СФ ФИАН
Самарский филиал Федерального государственного бюджетного учреждения науки Физического института им. П.Н. Лебедева Российской академии наук
Б. А. ВВЕДЕНСКИЙ
Успехи физических наук. - 1973. - Т.111,Вып.1. - С.181-185.
Немного можно насчитать примеров столь полного и гармоничного сочетания громадной научной и научно-органнзационной государственного масшаба деятельности с такой редкостной обаятельностью, как у незабвенного Сергея Ивановича Вавилова.
В данной книге есть немало статей, посвященных отдельным сторонам исключительно разносторонней деятельности Сергея Ивановича. Мне представляется, что его почитателям будут небезынтересный чисто бытовые, жизненные черты и черточки этой высокой, цельной и в то же время удивительно многогранной личности. Поэтому я ставлю себе лишь скромную задачу поведать об удержавшихся в памяти моментах, характерных именно с этой точки зрения.
Самое раннее мое воспоминание о Сергее Ивановиче восходит не то к 1912, не то к 1913 г., когда он докладывал на коллоквиуме (тогда еще слово "семинар" не бытовало) в Университете Шанявского (на Миусской площади) свою работу о фотометрии. Но тут сразу же в памяти всплывает длиннейшая цепь его прекрасных выступлений гораздо более поздних лет. Несмотря на громадную разницу и в содержании, и в зрелости изложения, у Сергея Ивановича до конца дней сохранялась его выявившаяся еще в юности манера речи и жестов, неотразимо действовавшая на слушателей.
Этому сильно способствовал присущий Сергею Ивановичу особый мягкий, ненавязчивый, не подчеркиваемый юмор, который иногда проскальзывал даже и в серьезных выступлениях. Этот юмор сквозил в чуть заметной интонации, паузах, незначительных с виду жестах, и лишь изредка - в своеобразии употребленного словосочетания, в неожиданном сопоставлении, цитате.
Помнится, в блестящем докладе о газосветных лампах он уподобил освещение лампами накаливания первобытному освещению пламенем костра; в другом случае, полемизируя с противником планирования научных исследований и проводя грань между планированием исследований и планированием открытий, Сергей Иванович неожиданно процитировал из А. К. Толстого:
"Всход наук не в нашей власти,
Мы их зерна только сеем".
Юмор Сергея Ивановича прорывался особенно в быстрых репликах, вроде его выражения "пальчиком водя" применительно к докладам "по писанному"; или лапидарное "Ого!", когда кто-то в пылу доклада заявил что "мы перестроились и повернулись на 360 (!) градусов"; или - в несравненно более серьезном случае - в ответ на поздравление с вступлением на пост Президента - "С этим не поздравляют!", когда он хотел выразить, как живо представляет на себе всю глубину ответственности нового поручения, и намекал, что еще поздравлять пока что рановато.
Юмор не оставлял Сергея Ивановича и при замечаниях и выговорах подчиненным. Надо сказать, что я не помню случая, когда бы Сергей Иванович вышел из себя; даже просто резкий тон в его замечаниях был редкостью. Обычно он умел мягкой с виду формой замечания заставить себя слушаться и, хотя не отвергал возражений, все же обычно приводил собеседника (по сути дела - "распекаемого") к сознанию его, собеседника, неправоты. Но делал это Сергей Иванович все же в большинстве случаев не резко и не обидно: если собеседники уходил раздосадованным, то только на самого себя. Среди самых сильных его выражений были: "нехорошо" (или даже "не совсем хорошо") и его знаменитое "стыдобушка". Последнее выражение граничило уже с пределом строгости, и этой его оценки боялись, как огня.
С тем же юмором рассказывал Сергей Иванович некоторые факты из собственной жизни.
В первую мировую войну под командой Сергея Ивановича была "искровая станция" (т.е. по современному - радиостанция), где он имел возможность исследовать новый тогда метод радиопеленгации (этого названия тоже тогда не было). В этот метод Сергей Иванович по требованиям тактической обстановки внес свежие черты, дополнив определение направления на пеленгуемую станцию противника определением силы приема, что, с известными оговорками, было эквивалентно определению расстояния до пеленгуемой станции. Сергей Иванович представил своему начальству рапорт, в котором принцип пеленгации пояснялся простым чертежом, ясно показывающим суть предлагаемого метода и позволившим обойтись без лишних формул. Но начальству такая простота не понравилась, и от Сергея Ивановича потребовали "более солидного" подхода. "Ну, что ж! Я выписал формулы аналитической геометрии для соответствующих окружностей и прямых, определил из них точки пересечения и т. д. Начальство осталось довольно."
За шутливой формой рассказа чувствовался, однако, серьезный интерес Сергея Ивановича к вопросам радиотехники. Правда, затем после еще одной интересной работы о частоте нагруженной антенны Сергей Иванович перестал близко заниматься радиотехникой. Однако еще в 1919 г. он серьезно собирался заняться этими проблемами, в частности в связи с только что появившимися тогда на нашем горизонте (да и вообще еще совсем "молодыми" тогда) электронными или, как тогда их называли, катодными лампами, - он собирался работать в Военной радиолаборатории ГВИУ. Но физик (или, точнее оптик) пересилил в Сергее Ивановиче радиотехника (или радиофизика), и именно с 1919 г. Сергей Иванович решительно обратился, вернее, возвратился к оптике. Он уже тогда живо ощущал близость оптики к радиотехнике (сейчас это трюизм, а тогда еще спорили, можно ли сомкнуть радиотехнический и оптический спектры!), может быть, под влиянием идей лебедевской школы, к которой Сергей Иванович тесно примыкал в студенческие годы.
Рассказ о блестящем цикле работ Сергея Ивановича в области оптики читатель найдет в соответствующих статьях этой книги. Что же касается радиотехники, то интерес Сергея Ивановича к ней и родственным ей вопросам не ослабевал до конца жизни. Этим в значительной мере определялось и его энергичное участие в привлечении Л. И. Мандельштама на кафедру в МГУ и дружественные (и даже просто дружеские) отношения с Н. Д. Папалекси, а также с М. А. Бонч-Бруевичем и рядом других покойных и ныне здравствующих близких к радиотехнике ученых, а также, например, его деятельное участие в праздновании пятидесятилетия радио в 1945 г. и то, что он включал вопросы радиотехники в читаемые им курсы.
Сергей Иванович хорошо знал иностранные языки, вплоть до латыни, которую еще во времена средней школы он изучал приватно. Он любил порой и народные и древнерусские слова, откуда, например, и словцо "стыдобушка". У него был большой интерес к истории Академии наук. Последний как-то органически сливался у Сергея Ивановича с его любовью к Ленинграду (чему много способствовала его теснейшая творческая связь с ГОИ), хотя сам он и был уроженцем Москвы. Ленинградские памятные места, относящиеся к петербургскому периоду Академии наук, пользовались у Сергея Ивановича любовью и вниманием. Так, в частности, он восстановил старую эмблему АН, фигурирующую ныне, например, на академических изданиях, с изображением академического здания на Неве (бывшее здание Кунсткамеры); в подготовке к академическим торжествам 1945 г. Сергей Иванович приложил мно-го усилий для приведения в надлежащий вид после фашистского нашествия и старого помещения Академии наук и Пушкинских памятных мест. Он активнейшим образом участвовал в Пушкинских торжествах 1949 г.
Большого удивления достойно то обстоятельство, что Сергей Иванович, получивший среднее образование в учебном заведении, далеком от "классицизма", так хорошо знал латынь. Это гармонировало и с его интересом к таким произведениям, как философская поэма Лукреция Кара "О природе вещей" и др., да и вообще к истории естествознания, в особенно-сти отечественной. Знание латыни дало ему возможность близкого и полного знакомства, например, с трудами Ньютона, которого он переводил с полнотой, значительно превосходя-щей существовавшие ранее переводы.
Он с громадной тщательностью (как, впрочем, и все, что он писал, в том числе и многочисленные публичные выступления, которые, к слову сказать, он составлял всегда лично) готовил доклад о Ньютоне к ньютоновским торжествам в Лондоне в 1946 г. Он был лишен возможности сделать этот доклад лично, но очень беспокоился о том, чтобы этот доклад был зачитан на месте; доклад с успехом зачитал лондонский проф. Андраде (Эндред), который незадолго перед этим был в Москве.
Этот доклад был отвезен в Лондон делегацией Академии наук, которую возглавлял академик А. Е. Арбузов. Сергей Иванович очень тщательно инструктировал нас перед поездкой, предупреждая различные, могущие встретиться затруднения, как он делал и во всех аналогичных случаях, например при отправлении (в 1950 г.) делегации в Берлин на 250-летие Германской Академии наук, когда после значительного перерыва приветственный адрес должен был быть оглашен также и на немецком языке. Сергей Иванович кропотливо обсуждал с нами немецкий перевод этого адреса, критически взвешивал немецкие неологизмы, тогда только-только появившиеся.
Сергея Ивановича интересовали и другие ученые - Галилей, Эйлер, а также, например, Монж и его деятельность по снабжению революционной армии во время французской революции 1789 г. О Монже он сделал очень интересный доклад, насыщенный историческими фактами, почерпнутыми, как сообщал сам Сергей Иванович, непосредственно из французской периодики тех лет ("Moniteur" и др.), которые он, Сергей Иванович, нашел в библиотеке Академии наук - БАН.
Вряд ли кто-либо (и всего менее сам Сергей Иванович) когда-либо мог сосчитать точно общее количество своих одновременных нагрузок (речь идет о нагрузках без дополнительной оплаты). Сам он к этому вопросу относился стоически и с обычным своим юмором. Когда ему жаловались на собственные новые нагрузки, он говаривал: "Какая вам разница - сто у вас нагрузок или сто одна?", - ссылался на известный закон Вебера - Фехнера и не принимал возражений, что мол это, конечно, так и закон Вебера - Фехнера, конечно, справедлив, но что хорошо только до тех пор, пока на всех многочисленных нагрузках все идет гладко. Сам же Сергей Иванович умудрялся для подобных "негладких" случаев черпать время из ночных часов, которых также, к слову сказать, оставалось не так много при тогдашнем поня-тии о рабочем дне.
Вспоминается, как Сергей Иванович отзывался о десятичасовом "дне" чуть ли не как об отпускном режиме, ибо сам работал существенно больше 10 часов в день. Так было не только во время Великой Отечественной войны, когда Сергей Иванович работал и в ФИАНе (Казань) и в ГОИ (Йошкар-Ола), причем регулярно ездил из одного города в другой, что по военному времени и состоянию здоровья Сергею Ивановичу было далеко не просто.
Про заботы Сергея Ивановича о его любимом ФИАНе, конечно, несравненно лучше расскажут сотрудники ФИАНа. Укажем только, что Сергей Иванович проявлял исключительное внимание и к строительным чертежам, планировке, внутреннему устройству и меблированию Института, как, впрочем, и по отношению к другим академическим институтам, строившимся в то время. Сергей Иванович очень заботливо относился к местам отдыха сотрудников Академии, причем на первом месте для него стояли красоты окружающей природы, а не вопросы легкодоступности. Так он очень любил Батилиман (около Балаклавы), несмотря на трудности дороги туда.
Однако понятие "отдых" Сергей Иванович рассматривал в достаточной мере своеобразно: обычно он во время отдыха писал статьи и книги или подготавливал новые издания их. По-видимому, это обстоятельство и дало повод Сергею Ивановичу заявить однажды, что образованные в 1948 г. академические дачные поселки служат не только для отдыха, но и для творческой работы.
Помимо напряженнейшей текущей научной и организационной работы Сергей Иванович находил резерв времени и энергии не только для открытия многочисленных и торжественных заседаний, - как юбилейных чествований различных больших событий и личностей, он еще и учреждал и активнейше содействовал работе, например, Общества по распространению политических и научных знаний: активно работал в БСЭ, создавая 2-е издание БСЭ (к великому сожалению, он успел отредактировать только 7 томов). Главный редактор БСЭ, он не только регулярно проводил заседания главной редакции, но и внимательно прочитывал материал, делал много указаний, сам писал некоторые статьи (Академия наук СССР, Бугера - Ламберта - Бэра закон). Подписывая много разных бумаг и рукописей, он с обычным юмором говаривал: "А здесь нет "Беспамятной собаки?" (под этим заглавием в одном из томов Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона можно найти коротенькую, но злейшую заметку, направленную против гл. редактора Словаря, который подписал ее в ряду других, не читая). Но слова Сергея Ивановича были ясной для всех шуткой: он-то уж очень внимательно читал то, что подписывал.
И Сергея Ивановича не стало. Прекрасная, но так преждевременно порвавшаяся жизнь!
Поэт сказал:
"Не говори с тоской - их нет,
А с благодарностию - были!"
Может ли это служить всем нам, горячо его любившим, но по-видимому, мало о нем заботившимся, каким-либо утешением?